Мне рыжая любовь твоя
Покрыла ржавчиною сердце;
Хочу того, чего нельзя,
Чтоб преступлением согреться.
До обморока чтоб довести,
Чтоб падая, лететь легко;
Греха нирвану обрести
Во храме тела твоего.

От рабской скучной чистоты
Великодушно ты спасаешь;
Науку сладкой остроты
С терпеньем по ночам внушаешь.
И даже ад, что для души
Собою вечно населяешь.

Чудесна ты! Нежна, вольна;
Но и в аду мне не согреться;
Ведь жизнь не может быть полна,
Со ржавчиною вместо сердца.

Посвящение Абхазии

Проснулся горним сновиденьем;
Упился красотой, твореньем;
Родник проник в мою слюну,
Яд обезврежен и живу...
Иссушен раньше был напастью,
Ничтожной бытовушной сластью;
Не верил ни во что - в случайность.
Отчаянно корил судьбу
За посрамлённую мечту
С беспамятством вести борьбу.
Что можно дать, когда в чести
Одни лишь денег челюсти?
Размыты ценности - в грязи.
Молитвы - мыло, всё в корыто,
Забыто главное, убито;
Искусственно - сироп, да липа...
Апсны умакла исгупхёт!
Здесь здравствует добром народ;
И ветер мусор унесёт;
И уши музыку услышат;
И мудрой волей каждый дышит;
И сущность Божия отныне
И в детях, в море и в дельфине.

Медленно, уверенно, наверняка
По капле выжимаю иго;
Цивилизованного червяка
Уничтожаю еретик-расстрига.
Под пылью офисного потолка
Талантам заповедано загнуться;
По воскресеньям наряжать окорока в шелка,
Искусственным искусством захлебнуться.
Наскучило болеть рабом легально;
Бог устарел, в Богиню верую преступно,
Быть вольным мужем честно и нормально,
Закрепощать каноном некрасиво и не нужно.
Блаженны однодумы однодумно,
Ревнители страданья с наказаньем,
Мечтающие жертвы жаждят чуда,
Измученные птичьим покаяньем.
По прихоти физических явлений
Лужайки украшенье -- одуванчик облысеет,
Десантом пуха дерзновенней
На будущей весне поле цветов засеет.

Для мёртвого живое скучно.
Слепому свет всегда во вред.
Глухому лишь с глухими дружно.
Мысль для пустого есть запрет.

В нас мудрость зреет словно плод,
Плод шума юности, ошибок;
Урок страстей, невзгод, тревог
И тихих радостных улыбок.

Быть мудрым в молодости рано,
Сердца волненьем полнены,
Восторги, увлеченья правдой,
Горячка, глупости одни.

Блаженна старость, как итог;
Повержена смерть запятою.
Не рушьте времени поток
С разбега суетной ногою.

Дрожа, робея и мечтая,
В обитель к Музе юноша пришёл.
Восторженность поэта поощряя,
Её Величеством великодушно приглашён:
К чему тебе мои советы? -
Смиренно Муза вопрошала, -
Научат ли мои ответы? -
Лукавой скромностью сияла.

Твои стихи все благородны,
В них жаркой страсти есть роман;
В них прелесть всей земной природы,
И заклеймён людской обман.
Чего же больше хочешь ты?
Воодушевлением живи,
Не изменяй себе, твори!

О Муза,сжалься, всё пустое!
К чему мой жалкий идеал?
Ведь всё написанное мною
Пророк иль Гений всё сказал.

Что ж, раз всё сказано - терпи,
Гори, волнуйся и молчи.

Проснулся юноша смятенный;
Блуждал по миру он презренный,
Таинственный, немой и бледный.

В ноябрьское чёртово число
Уж ветер снегом огрызался,
Казалось, всё в природе отцвело,
Народ на волю эпидемии отдался,
На хмурых улицах простудой утирался;
И обыватель тело грешное своё
Закутал в серое пальто.
Великое вершилось совращенье,
Ночь с жадностью насиловала день,
Бесстыдно погружая в свою тень.
Влюблённый лес уж обнажался,
Ночами зиму дожидался,
И в предвкушении объятий жгуче-хладных
Сильнее с трепетом
Корнями в землю упирался.
Лёд властвовал речушкой, как рабыней;
А небо с голодухи, облепили облака;
И в страстном поцелуе синий иней
До посинения заездил провода.
Ты сотворилась в чёртово число
По прихоти природы дерзкой, мудрой,
Нечаянно, воскресно, весело,
Явилась нежная, красивая, как чудо.
И заиграла жизнь и ярко, и светло;
Священным стало чёртово число.

До пошлости тверёзый прихожанин,
Чуть-чуть не одуревший от поста,
Смеётся мне в лицо, как брат хозяин;
Беспечный лапоть – агнец воли и труда.
Собой владеет он, а значит Миром!
Несчастных сторонится он, любя.
Ох, если б поголовно всех кадилом,
Что б не смердели, Истину кляня.
Шагай своим начертанным путём,
Нам по пути с тобой, не задавай вопросы.
Ты горним озарился родником;
Я кровью сатаны, порабощён мимозой,
Согретый жёлтым космосом Луны;
Всем жёлтым светом, солнечным, нетленным.
Ты ж, золота пресыщен желтизны,
Так примиримся, брат, железным -
Чело-вечным.

О нет! Не скоро
Мой провоняет прах
В потьмах,
В глухой гробнице.
Придут монахи,
Откопают труп мой
С нетленною десницей;
С десницей, сжатою в кулак,
А из него торчащий фак.

К ней просто так не подойдёшь,
К ней хитро яйки не подкатишь;
Нужна особенная ложь,
Мистическая пудра, кладезь.
А то люлей так огребёшь,
До гроба будешь помнить дрожь.

По-пьяни хочется веселья,
По-пьяни хочется дружить,
По-пьяни хочется общенья,
И пусть по-пьяни - в мире жить.
А этикет от этикетки,
А этикетка от вина,
Вдруг на отравлену бутылку
Была наклеена она?
Ведь этикет - лишь инструмент;
И к сожалению так редко
В руках хороших этикет.
К чему судить всех по костюму?
К чему судить всех по уму?
По статистическому сну
Процент психологам не трудно...
Может по трезвому добру?

Душа рвалась, метались мысли;
Звезда закатом обожгла;
И вроде жизнь наполовину,
А кажется, что вся прошла.
Уединение наскучит;
Увесиление - болезнь;
Им хорошо, всех жизнь научит,
А мне всё пусто,грустно, лень!
Труд не утешит, труд потеха -
Утилизация избытка сил,
Минута тщетного успеха,
А после что? - вино, да на закуску ил.
Мечта, мечта - деторожденье,
На утешенье недостойным;
Чудесных сказок развлеченье;
По кругу в бесконечность
Шагом стройным.

Давай попробуем пожить,
Друг в друге перевоплотиться
Не медлить,но и не спешить,
А зряче воедино слиться;
И не сгорать, и не остыть.
Неравнодушье развивать;
Теплом соседей веселиться,
А если нет добра - страдать,
Любить за так всех научиться;
Для счастья вместе умирать.

На улице в весеннем озаренье
Навстречу к людям нищий выходил,
Даря приветствием, как благословеньем,
У каждого на водку попросил.

От радости общенья все чурались,
Проблемные морщины бороздили лбы;
Свобода нищего воспламеняла зависть:
“Нам утешенье кровные гроши”.

Звенят у тружеников знатных
Металлы музыкой блаженной в закромах,
Серебряным гвоздём колоколов сакральных
Замучены на золотых крестах.

Душистый вечер опьянял забвеньем;
Лесному Зверю нищий голову склонил,
Насыщен соловьиным пением,
И сок берёзовый в гранёном забродил.

И шелестели мудрые деревья
Молитвы жизни свысока,
Утешился бродяга, равный Зверю,
Не ведает ни зла и не стыда.

О как дурманит предстоящий час!
Пустое завтра наполняешь смыслом;
Живое что-то заставляет нас
В азарте пропускать
Достигнутые выси.
И выше к звёздам, к чистым небесам,
Стремишься вверх, пока вдруг не услышишь -
Земля твой пух, пребудешь в ней всегда.
Вернулся к нулевому старту,
Финиш.

Буду ждать тебя до последнего,
До предела последнего ждать.
И от солнца, до солнца весеннего
Умирать, воскресать, и всё ждать.
Будут в памяти стёрты мучения;
В жерновах сотрёт время грехи,
А останутся если последние,
Хоть в полмига до смерти приди.

Легла печать печали мрачной
На твоё светлое лицо;
Зачем недугом дум ненастных
Заволокло твоё чело?
Насмешка ли вольной природы
Весной по-зимнему шутить
Назло в цветочные дни года
Мешает платьишко носить.
Иль собираясь домой спать,
Смахнувши с плеч работ рутину,
Была начальником опять
Обманута,
Отпуск в могилу...
Но вот рассеялся туман,
Глаза любовию сияют,
И ничего, что опоздал
Хороший твой,
С кем не бывает!

Когда тепло,
И пара дней, как лето.
Небо светло,
Друзья навеселе;
И дерево зелёное во снег одето,
Согрето снегом в месяце йюне;
То женщина провозгласит -
О чудо!
Мужчина, её грудью пьяный,
Вторить будет вслух;
А ковыряясь в травушке таинственно
Мальчик и девочка узнают тополиный пух.

Зачем летите в никуда?
Открыты западни.
Я видел радуги цвета,
Свинцовых туч лучи.
У моря южного под солнцем
Подчёркнуто ясны.
Не в детях будущее – в нас!
Неужто выросли напрасно?
Не можем разве без лекарств?
Беспечно, мудро, властно.
Мы оправдание смертей,
Мы, вопреки рождённые
Фашистских, окаянных дней,
Волгой благославлённые.
И доказать должны то право
На свет рождать новых людей.